Пучина страстей - Страница 22

7 июня 1932

Шуре Любарской

Верный раб твоих велений,
Я влюблен в твои колени
И в другие части ног —
От бедра и до сапог.

Хороши твои лодыжки,
И ступни, и шенкеля,
Твои ножки — шалунишки,
Твои пятки — штемпеля.

Если их намазать сажей
И потом к ним приложить
Небольшой листок бумажный —
Можно оттиск получить.

Буду эту я бумажку
Регулярно целовать
И, как белую ромашку,
Буду к сердцу прижимать!

Я пойду туда, где роза
Среди дудочек растет,
Где из пестиков глюкоза
В виде нектара течет.

Эта роза — Ваше ухо:
Так же свернуто оно,
Тот же контур, так же сухо
По краям обведено.

Это ухо я срываю
И шепчу в него дрожа,
Как люблю я и страдаю
Из-за Вас, моя душа.

И различные созданья
Всех размеров и мастей
С очевидным состраданьем
Внемлют повести моей.

Вот платком слезу стирает
Лицемерная пчела.
Тихо птица вылетает
Из секретного дупла.

И летит она, и плачет,
И качает головой…
Значит, жалко ей, — и, значит,
Не такой уж я плохой.

Видишь, все в природе внемлет
Вожделениям моим.
Лишь твое сознанье дремлет,
Оставаяся глухим.

Муха с красными глазами
Совершает свой полет.
Плачет горькими слезами
Человеческий оплот.

Кто оплот? Конечно — Я.
Значит, плачу тоже я.

Почему я плачу, Шура?
Очень просто: из-за Вас.
Ваша чуткая натура
Привела меня в экстаз.

От экстаза я болею,
Сновидения имею,
Ничего не пью, не ем
И худею вместе с тем.

Вижу смерти приближенье,
Вижу мрак со всех сторон
И предсмертное круженье
Насекомых и ворон.

Хлещет вверх моя глюкоза!
В час последний, роковой
В виде уха, в виде розы
Появись передо мной.

21 июня 1932

Послание (На заболевание раком желудка)

Клесе

Вчера представлял я собою роскошный сосуд,
А нынче сосут мое сердце, пиявки сосут.

В сосуде моем вместо сельтерской — яд,
Разрушен желудок, суставы скрипят…

Тот скрип нам известен под именем Страсть!
К хорошеньким мышцам твоим разреши мне припасть.

Быть может, желудок поэта опять расцветет,
Быть может, в сосуде появится мед.

Но мышцы своей мне красотка, увы, не дает, —
И снова в сосуде отсутствует мед.

И снова я весь погружаюсь во мрак…
Один лишь мерцает желудок-пошляк.

1932

Фруктовое питание

Много лет тому назад жила на свете
Дама, подчинившая себя диете.
В интересных закоулках ее тела
Много неподдельного желания кипело.
От желания к желанию переходя,
Родилось у ней красивое дитя.
Год проходит, два проходит, тыща лет —
Красота ее все та же. Изменении нет.
Несмотря, что был ребенок
И что он вместо пеленок
Уж давно лежит в гробу,
Да и ей пришлось не сладко: и ее снесли, рабу.
И она лежит в могиле, как и все ее друзья —
Представители феодализма — генералы и князья.

Но она лежит — не тлеет,
С каждым часом хорошеет,
Между тем как от князей
Не осталося частей.

«Почему же, — возопит читатель изумленный, —
Сохранила вид она холеный?!
Нам, читателям, не ясно,
Почему она прекрасна,
Почему ее сосуды
Крепче каменной посуды».
Потому что пресловутая покойница
Безубойного питания была поклонница.
В ней микробов не было и нету
С переходом на фруктовую диету.

Если ты желаешь быть счастливой,
Значит, ты должна питаться сливой,
Или яблоком, или смородиной, или клубникой,
Или земляникой, или ежевикой.
Будь подобна бабочке, которая,
Соками питаяся, не бывает хворая.
Постарайся выключить из своего меню
Рябчика и курицу, куропатку и свинью!
Ты в себя спиртные жидкости не лей,
Молока проклятого по утрам не пей.
Свой желудок апельсином озаряя,
Привлечешь к себе ты кавалеров стаю.
И когда взмахнешь ты благосклонности флажком,
То захочется бежать мне за тобою петушком.

8 сентября 1932

Чревоугодие (Баллада)

Однажды, однажды
Я вас увидал.
Увидевши дважды,
Я вас обнимал.

А в сотую встречу
Утратил я пыл.
Тогда откровенно
Я вам заявил:

— Без хлеба и масла
Любить я не мог.
Чтоб страсть не погасла,
Пеките пирог!

Смотрите, как вяну
Я день ото дня.
Татьяна, Татьяна,
Кормите меня.

Поите, кормите
Отборной едой,
Пельмени варите,
Горох с ветчиной.

От мяса и кваса
Исполнен огня,
Любить буду нежно,
Красиво, прилежно…
Кормите меня!

Татьяна выходит,
На кухню идет,
Котлету находит
И мне подает.

…Исполнилось тело
Желаний и сил,
И черное дело
Я вновь совершил.

И снова котлета.
Я снова любил.
И так до рассвета
Себя я губил.

Заря занималась,
Когда я уснул.
Под окнами пьяный
Кричал: караул!

Лежал я в постели
Три ночи, три дня,